Получается, что обвинение Рудакова в том, что он «не представил… отчета» о затратах, было вовсе не основным в речи Дутова. Рудаков в декабре 1918 – феврале 1919 г. направил Войсковому правительству и Кругу восемь телеграмм с отчетами о своей работе, так что войсковая администрация была осведомлена о его действиях. Разумеется, спустя 85 лет после рассматриваемых событий ни доказать, ни опровергнуть наличие злоупотреблений со стороны Рудакова невозможно.
Вместе с тем оренбургского атамана больше всего возмутил факт самовольного, с его точки зрения, отъезда Рудакова в Читу для переговоров с Семеновым. По сути, Рудаков стал жертвой переменившейся политической обстановки и личных опасений Дутова. Когда его в середине ноября 1918 г. направляли в командировку, ни о каком конфликте Семенова с верховной властью речь не шла. Предложение Семенова признать Дутова в качестве Верховного Правителя сильно компрометировало последнего перед Колчаком и его окружением. Визит же оренбургской делегации к мятежному атаману в Читу мог и вовсе быть воспринят Омском как попытка объединения казачьей оппозиции, что могло плохим кончиться для самого Дутова. Оренбургский атаман опасался, возможно не без оснований, что в Ставке в связи с действиями Рудакова усомнятся в его собственной лояльности (при этом проехать в Читу, чтобы продвинуть оренбургские грузы, Рудакову посоветовал не кто иной, как Д.А. Лебедев), и стремился не запятнать свою репутацию верного сторонника центральной власти. Дутов отлично понимал, что без поддержки омской Ставки его положение весьма непрочно, поскольку снабжение Отдельной Оренбургской армии всецело зависело от контролировавшего железную дорогу Омска. Поэтому оренбургский атаман предпочел в угоду собственному спокойствию предать своего помощника. В своей ответной речи Рудаков аргументированно ответил на все обвинения Дутова. Более того, его поездка, как выяснилось, принесла ощутимую пользу войску. Но это уже не имело значения.
Буквально на следующий день после обсуждения на Круге, 9 марта 1919 г., Дутов приписал к своему письму Колчаку следующий постскриптум: «К Вам устроился в Ставку полков[ник] Рудаков, бывший член Войск[ового] правительства и мой помощник по продовольствию, я едва[-]едва от него отделался, считаю долгом предупредить, что много говорит и как будто дело, но очень и очень любит деньги, очень ловок, хитер и замешан в некрасивых сношениях с германскими агентами через жену польку»1420. Вряд ли Рудакову с подобной характеристикой удалось задержаться в Ставке.
На мой взгляд, этот отрывок свидетельствует далеко не в пользу оренбургского атамана, обнаружившего свое злопамятство и продолжившего возводить поклеп, теперь уже очевидный, на своего бывшего соратника. Зато доказательство лояльности Верховному Правителю было налицо, и оренбургский атаман мог быть спокоен за свое положение. Однако Дутов этим не ограничился и в письме Колчаку от 22 марта не преминул вновь кинуть камень в адрес Рудакова: «В Челябинск к нам прибыло два маршрутных поезда из Сибири с мануфактурой. Мы ее получить не можем, ибо требуют с нас оплаты таможенной пошлины и акциза, тогда как Китайское правительство освободило этот груз от всяких налогов, и население, ждавшее этих поездов, теперь принуждено отказаться от мысли использовать этот так трудно приобретенный, товар, ибо таможня заявила, что досмотр продолжится около 3-х месяцев. Я, конечно, не сомневаюсь, что в этих поездах привезен и контрабандный груз; их вел Полковник Рудаков, о котором я Вам докладывал, и вполне допускаю злоупотребления. Поэтому Круг и назначил Комиссию – принять эти вагоны и все, что окажется не по нарядам, – реквизировать для армии. Мы сами стараемся пресечь злоупотребления и помочь Центральной Власти и никогда не станем на скользкий путь сепаратизма. Я не знаю, какое впечатление произведет на Вас мое письмо, но Атаман Дутов никогда не врал и клеветничеством не занимался, а говорил всегда правду в глаза, не считаясь ни с положением, ни с чином, преследуя лишь интересы горячо любимой Родины и борясь за ее честь, не ожидая никаких наград и не добиваясь никаких постов»1421. По всей видимости, деятельность Рудакова ассоциировалась у Дутова с сепаратизмом Семенова, иначе непонятно, к чему вообще фраза о сепаратизме. Особенно анекдотично сразу после упоминания об оклеветанном Дутовым Рудакове выглядит фраза первого о том, что он «клеветничеством не занимался, а говорил всегда правду в глаза».
Позднее Рудаков числился прикомандированным к Управлению Главного полевого интенданта штаба Верховного главнокомандующего (на 5 апреля 1919 г.). В нашем распоряжении есть данные о том, что 22 июля 1919 г. он был зачислен в резерв чинов интендантского отдела Восточно-Сибирского военного округа. По свидетельству Г.В. Енборисова, Рудаков в начале 1920 г. в чине генерал-майора служил в Чите у атамана Г.М. Семенова1422, с которым познакомился еще в свою командировку на Дальний Восток. Действительно, есть данные о том, что в марте 1920 г. генерал-майор Рудаков состоял в Главном управлении по казачьим делам Российской Восточной окраины – у атамана Семенова1423. Сведения о дальнейшей судьбе Рудакова крайне противоречивы, и однозначно сказать, относятся ли они именно к нему или к его однофамильцам, невозможно. Дело в том, что в Белом движении на Востоке России участвовало несколько старших офицеров Рудаковых, из которых наиболее известен генерал-майор Б.А. Рудаков, служивший, как и наш герой, по интендантскому ведомству, что, разумеется, значительно осложняет поиск. По некоторым данным, В.Г. Рудаков позднее оказался в эмиграции в Шанхае1424. Позднее, по всей видимости разочаровавшись в Белом движении, Рудаков уехал в СССР1425.
В случае с Рудаковым Дутов, пойдя по пути наименьшего сопротивления, продемонстрировал боязнь ответственности, интриганство и, наконец, предательство своего ближайшего соратника. Столь негативные черты одного из крупнейших казачьих вождей периода Гражданской войны не могли не повлиять на общий исход Белой борьбы на Востоке России.
Падение Оренбурга и разложение армии
После падения Бузулука в конце октября 1918 г. на фронте армии Дутова наступило относительное затишье. Как впоследствии писал Генерального штаба генерал-майор С.А. Щепихин, на всем Восточном фронте осень 1918 г. была периодом «почти полного умирания военных действий: обе стороны были утомлены, питание войск плохо налаживалось, армии находились в периоде реорганизации»1426. На фронтах Юго-Западной армии в декабре 1918 г. относительное затишье продолжалось – красные решительных действий не предпринимали, белые держали оборону ранее занятых позиций. Сам Дутов 2 декабря 1918 г. в письме генерал-майору Б.И. Хорошхину отметил, что «про наши дела сейчас трудно что-либо определенное сказать. Вчера я беседовал с Вами по аппарату и высказал свою боль. Настроение казаков хорошее, обмундирование достаю, хотя прибегаю к крутым мерам – раздеваю на улице господ-граждан. Нет винтовок и нет патронов – вот горе и беда. Думаю, что Вы знаете это и парализуете это, как позволяет обстановка. Нам все надо, нужды наши Вам известны и надоели выше головы. Я уверен, что Н.С. Анисимов1427 поставил Вас в полный курс наших недостатков и Вы их устраните. Повторяться не буду»1428. Помощи от союзников так и не поступило. Тщетно представитель французской военной миссии капитан французской службы З.А. Пешков (старший брат Я.М. Свердлова и приемный сын М. Горького) заверял казаков, что «нельзя ждать помощи завтра, но она во всяком случае есть и будет и людьми, и снарядами, и всем…»1429. От союзников белые реальной поддержки так и не дождались.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});